Библейские мотивы в русской литературе

Библейские мотивы в русской литературе
Фото: krasrab.ru
  • Знакомая всем сказка А. С. Пушкина о золотой рыбке содержит в своей основе библейскую притчу (из притч Соломоновых) о двух соседях: одном- бедном, другом- богатом.

    Жили они рядом, и бедный от зависти взмолился перед Богом: "Хочу быть тоже богатым", на что Всевышний сказал ему: "Будет у тебя богатство, а у того, богатого, оно начнёт удваиваться всякий раз, как прибавляется у тебя".

    От зависти вдруг разбогатевший бедняк, увидев непомерно возросшее хозяйство соседа, взмолился опять: "Хочу, чтоб ты, Всевышний, лишил меня глаза, надеясь, что у соседа исчезнут оба". Бог ничего не ответил, а у разбогатевшего бедняка всё исчезло разом. И остался он у "разбитого корыта".

    А пушкинский "Памятник"- это отнюдь не "зодчество" и не "бронза", а книга "для облегчения памяти", имеющая отношение к литургии. "Нерукотворный образ"- первый кирпичик в строительстве "Памятника". Пушкинское слово вознесено выше Александрийского столпа, то есть святостью оно выше рукотворного (языческого) "творения".

    И не прочесть ли нам теперь в свете наших размышлений "Памятник" в ином, несветском контексте? "Памятник" Пушкина и как книга, и как молитва- "подвиг честного человека", "алтарь спасения" и лишь после этого- скала, бронзовая, опекушинская.

    Библейские мотивы- философские символы и историко-культурный комментарий к художественным текстам. Они всегда дают творчеству восходящее направление, ориентируют его на абсолютно ценное. Библейские мотивы берут своё начало из книг Нового и Ветхого Завета и проявляются в художественных произведениях в разной форме.

    Во-первых, в форме истолкования лиц и сюжетов. Во-вторых, в форме поэтического воплощения идей о Боге, о мироздании, о человеке как образе и подобии Божием. В-третьих, в форме лирического переживания, настроений и психологических оттенков.

    Стихи рождаются или могут рождаться из молитвенных движений души. Покаяние, вера в милосердие Божие, надежда на спасение, христианская любовь, мистическое созерцание, пророческое прозрение- всему этому поэзия умеет дать богатое смыслом и эмоциональными красками выражение.

    В-четвёртых, библейские мотивы проявляются в форме отображения религиозно-мистического опыта этноса, нравственных и эстетических идеалов, воспринятых русским сознанием из библейских источников (из православия).

    Яркий пример поэтического изложения одной из христианских заповедей: "Не желай дома ближнего твоего, ни всего, что есть у ближнего твоего" (Второзаконие, 5,21.) есть у поэта другой эпохи русской культуры "серебряного века"- Игоря Северянина:

    Не завидуй другу, если друг богаче,

    Если он красив, если он умней.

    Пусть его достатки, пусть его удачи

    У твоих сандалий не сотрут ремней...

    Грандиозная мистерия книги Бытия, сказания о "праотцах", царях и пророках- как некие основополагающие образцы жизненного драматизма, сосредоточенности на народной судьбе и народной истории, прямодушной ответственной серьёзности ("стиль библейский и наивный"- по лермонтовскому определению)- всё это увлекало и поэтов романтиков и "архаистов". И те, и другие высоко ценили "псалмопевческую" традицию "отцов" русской поэзии и прозы М. В. Ломоносова и Г. В. Державина.

    Конечно же, черты мировосприятия, умственного склада, литературного вкуса налагают свою печать на разработку библейских мотивов. У одного поэта- гармоническое и примиряющее звучание, у другого- драматизм и противостояние истины и лжи, праведности и греховности, веры и неверия. Один поэт благоговейно приемлет мир Божий, другой, как библейский Иов, обращает к Богу вопросы о причинах и целях творения, вопросы нередко исполненные сомнений и скорби.

    "И гордый демон не отстанет, Пока живу я, от меня..."- строки Лермонтова мысленно сопоставлявшего "злобного духа", "приставленного" к Саулу, со своим "личным" Демоном, а по мере героизации этого демона, уже с собственными необъяснимыми муками, источником которых теперь оказывается жестокая воля Всевышнего:

    Мы пьём из чаши бытия

    С закрытыми очами...

    ...что в ней напиток был - мечта...

    А в Библии: "Если возможно, да минует меня чаша сия" (Евангелие от Марка, 14.36.). Библейский же эпизод о юном Давиде, разгонявшем игрой на арфе меланхолию, изложен в поэме "Сашка" (1835--1836 годы). Автор окружает этот эпизод сетью многозначительных метафор.

    На одном полюсе у него- "жадный червь", терзающий поэта, как некогда он терзал душу Сеула. Для сравнения можно привести печаль Демона, что "ластится как змей", сравниваем: "Где червь их не умирает и огонь их не угасает" (Марк 9.44--46.). На другом полюсе- арфа Давида, ангелическое начало музыкальной гармонии, дающее начало слезам и надеждам и изгоняющее злобного духа, подобно крестному знамению.

    Это одна из значительных тем- тема "метафизической" тревоги и необъяснимых душевных терзаний. Другая тема- тема скоротечности жизни перед лицом вечного бытия. В Псалтири 102.15,16. написано: "Дни человека- как трава, как цвет полевой... " А поэт говорит: "Не говори, что божий суд определяет мне конец: Всё люди, люди, мой отец!" ("Исповедь").

    Ещё одна тема единая для многих русских поэтов- тема сверхчеловеческой мощи. Продолжая традиции Пушкина, Лермонтов сопоставляет поэта с пророком и даже с самим Творцом. Строка из стихотворения "Поэт" (1838 год): "Твой стих, как божий дух, носился над толпою" вызывает в памяти картину сотворения мира: "...И тьма над бездною; и Дух Божий над водою..." (Бытие, 1.2.).

    В "Пророке" Пушкина каждая фраза опирается прямо или косвенно на библейское сказание и одновременно имеет острый злободневный смысл, поэтически точна, конкретна и вместе с тем символически многозначна.

    К тому и другому поэтам применимы, скорее всего, слова из Библии: "Странник я у тебя, пришелец, как все отцы мои" (Псалом 39.13.).

    Библейские мотивы воплощаются в поэзии и прозе в разном виде, но в любом случае их использование рассчитано на читателя, знакомого с Библией и умеющего делать определённые выводы для себя, исходя из контекста произведения.

    Галина АНТОНИК,

    старший преподаватель культурологии кафедры философии Красноярского государственного аграрного университета в 1995--2000 годах.

    P. S. Это эссе было опубликовано в сборнике "Гуманитарные основы высшего образования: Материалы научной конференции / Составитель и научный редактор профессор В. И. Замышляев. -- Красноярск: Сибирская аэрокосмическая академия, 2000 год (тираж 150 экземпляров). Но его мало кто читал и видел. Хотелось бы опубликовать для большего круга читателей.

     
    По теме